Размышления князя прервал разбойничий свист. На скале над тропой стоял высокий черноусый молодец, по виду гуцул или словак, в кептаре и овчинной шапке. Рука опиралась на топорик, из-за широкого пояса торчали пистолеты. Молодца Пестель узнал сразу.
— Что за маскарад, поручик Бакунин? Цареубийцы из вас не вышло, так решили податься в разбойники?
— Бросьте, фельдмаршал! Вы бы сами с удовольствием убили царя, которого я пытался взорвать адской машиной. А разбойный элемент — великая сила…
— Это о петербургских мастеровых, которых взбунтовали вы с Розенбергом? Вы звали их к топору, к грабежам и погромам…
— Они шли на баррикады за вашу Русскую Правду. А вы их предали.
Предал? Это они тогда все испортили. Розенберг с народной стражей должны были заставить Вече ввести всеобщее избирательное право. Мирно, без стрельбы и крови. Вместо этого — забастовки и бунт фабричных. Громили особняки хозяев, квартиры мастеров, полицейские участки, разнесли тюрьму. И ждали, что он, Пестель, приведет на помощь полки… А наглый опрышек продолжал:
— Но вы можете искупить свою вину. Заключите своей волей мир с венграми. Объявите свою армию армией Российской республики. И тогда перед вами не устоят никакие тираны!
Как они пронюхали, зачем он едет к Кошуту? Неужели от самого Лайоша?
Тем временем усатый разбойник обратил внимание на Мишеля.
— Господин адъютант! Американский том вашего "Героя" до нас уже добрался. Не надоело еще кропать романы о своих колониальных похождениях и во славу фельдмаршала? Пушкин небось хорошо платит? А Белинский вот и вовсе без работы…
— Не вам, Бакунин, судить о литературе. Белинский уже в крепости сидел бы, не выгони его Александр Сергеевич из "Современника". А Шевченко? Вы сбили его с пути, заманили в свой легион.
— Это вы, полковник, и вам подобные растлили русскую литературу. Пушкин теперь славит русское, сиречь царское, оружие, Гоголь — добрых помещиков и честных заводчиков. А вы — своего фельдмаршала. Почему не славить при таких гонорарах?
— На дуэль нарываетесь, господин анархист? — презрительно скривился полковник. — Не ждите. Булгарина вызывать не стал, а вас и подавно не вызову.
— Вы не в литературном салоне, Бакунин, а на войне! — резко вмешался Пестель. — Русские солдаты против царя не пойдут. Даже за мной. А ваши с Сен-Симоном и Марксом идеи для них вообще китайская грамота.
— Да наш мужик — прирожденный социалист! Вы просто боитесь народа. И потому предаете его.
— А вы не боитесь предать братьев-славян? Кого вас мадьяры посылали усмирять — сербов или словаков?
— Наш легион воевал только с австрийцами. Нас обещали не посылать против славян.
— Вот и воюйте с австрияками, если хотите вернуться в Россию. А еще лучше — уходите подальше, в Италию или Германию.
— Хоть на край света — с вами, фельдмаршал! — усмехнулся Бакунин.
— Прикажи, князь — мы этого абрека изловим, чтобы никого не подбивал на измену! — сказал один из осетин.
— Вольного анархиста даже джигитам не поймать! — расхохотался Бакунин и исчез в зарослях.
Пестель кипел от возмущения. Мальчишки, фантазеры! Русскую общину с фаланстером путают. Геройствуют с бомбами, от которых гибнут те же простые рабочие и солдаты. Кому эти авантюры на пользу, кроме тех, кто не хочет реформ? Ничего, запросятся еще назад в Россию — как те запорожцы, которых турки посылали усмирять то сербов, то греков, пока сечевикам тошно не стало…
Фельдмаршал был уверен в своей правоте. Но в памяти упорно всплывало: он едет через город в Таврический дворец. На улицах — трупы мастеровых, разрушенные баррикады. Фабрики с обгорелыми, продырявленными ядрами стенами. Сейчас он взойдет на трибуну и скажет: "Ну что, господа депутаты? Вам еще нужны аргументы в пользу расширения избирательного права? Или вы хотите, чтобы народ взял все и сразу?". А ведь он мог, мог тогда при вести войска в город и предотвратить эту бойню. Но, как всегда, хотел все сделать для народа, но без народа…
В уютной долине у Рожнявской дороги стояла добротно выстроенная корчма. Величавый золоторогий олень красовался под красной черепичной крышей. В сумерках к корчме подъехал десяток лейб-улан во главе с полковником. Уланы вошли в корчму. Толстенький лысый хозяин бросился навстречу гостям.
— Рад вас видеть, господин полковник…
— Романов. Где капитан Франц?
Курносое лицо седого полковника легко было узнать, взглянув на один из рублей или империалов, ныне обильно сыпавшихся в казну корчмы.
— Романов. Где капитан Франц?
— Капитан скоро должен быть. Да вот и он.
В корчму вошел, стряхивая снег, худенький высокий юноша. Следом ввалилась дюжина австрийских драгун. Несмотря на капитанские эполеты, их носитель походил в лучшем случае на лейтенанта.
Хозяин принялся сноровисто накрывать на стол.
— Все самое лучшее для вас, господа! Кнедлики, как в Праге. Баранина по-валашски. А токайское — лучше бывает только в самом Токае. Я не сомневаюсь, скоро вы там будете. Не беспокойтесь, Франтишек Крамаржик умеет хранить молчание. Слуги отпущены, здесь только мы с женой.
Молодого капитана также можно было узнать. Если взглянуть на новый, только что отчеканенный австрийский талер. Полковник снисходительно взглянул на юношу.
— Сочувствую вам, Франц. У нас с вами положение, как говорится, хуже губернаторского. У вас в особенности. Я в ваши годы не думал о царствовании, а войны и вовсе не видел.
— Да, эта корона свалилась на меня так неожиданно… Дядя отрекся: иначе не сдалась бы Вена, к тому же он слишком много обещал мадьярам…
— А я вот и вовсе царствовать не хотел. Даже отрекся заранее. Это прохвост Милорадович привел весь Петербург к присяге. Хотел, видно, подтолкнуть заговорщиков к мятежу. Вот и нарвался на пулю от них… Жутко вспомнить: сижу я себе на станции Неннааль, между Варшавой и Петербургом. Вдруг влетает эскадрон кавалергардов. Впереди — поручик Анненков. "Ваше величество, столица ждет вас! Гвардия восстала. Многие, однако, желают республики. Не скрою, я и сам республиканец. У меня приказ: доставить вас живым — или мертвым. А это гражданин Каховский. Он брался убить вашего преступного брата, но лейб-гренадеры опередили". А со мной — только шестеро гвардейцев. И тут же, ангелом-хранителем, Никита Муравьев: "Ваше величество, у вас в столице немало сторонников. Только вы можете спасти монархию — если согласитесь ее ограничить".
Полковник отхлебнул токайского.
— Анненкову я с тех пор доверяю, как себе. Его обворожительная Полина — лучшая подруга моей Иоланты. А Каховский подорвался на мине, которую они с Бакуниным подкладывали под мой поезд.
— Да, я могу вам только завидовать. Ваш трон непоколебим…
— Не завидуйте. Я турецкому султану не пожелаю быть конституционным монархом! Вече принимает дурацкие законы, а ты их исполняй. И ты же еще деспот и тиран. И отвечаешь за каждого студента, побитого при разгоне демонстрации. Да попробовали бы эти болтуны усмирить холерный бунт так, как я! Передо мной бунтовщики разом на колени бухнулись… А господа декабристы еще и приставили ко мне Никиту. Этот ментор и меня переживет, и от Александра не отстанет. Увы, Саша меня не любит. Считает, что я велел убить его отца.
Полковник хитро подмигнул капитану.
— А я вот и не взял с собой Никиты. Даже Горчакова не взял, хотя он первоклассный дипломат. Мы, монархи, договоримся сами.
— Похоже, я стану последним австрийским монархом, — вздохнул Франц. — Все бунтуют, все разбегаются, даже чехи и хорваты ненадежны.
— А вы и не держите их силой. Никого! Галиции я вам все равно не отдам. Славяне и румыны тянутся к России, и я их не отвергну. Мадьяры? Эти вечные бунтовщики — никому не подарок. Из Италии Радецкому лучше уходить, пока Бестужев-Рюмин не отрезал ему дорогу в Австрию.
— Но что же тогда останется от моей империи? Каринтия, Штирия, Тироль, ну еще Словения… И кем я тогда буду? Великим герцогом Австрийским?
Полковник, рассмеявшись, хлопнул вконец растерянного капитана по плечу.
— Выше голову, юноша! Вы — потомок императоров Священной Римской империи германской нации! Германской, а не какой-то Галицкой! — Полковник развернул карту. — Плюньте на эту лоскутную империю. Ваша империя — вот! У Германии уже есть парламент — во Франкфурте. Есть и конституция. Нет только императора. Подберите же корону из грязи, пока Фридрих-Вильгельм прусский этим гнушается! В этом Россия вас поддержит, обещаю. Запомните: сильная Пруссия, да еще во главе Германии, нам не нужна.
Австрийцы с поляками тем временем усердно пили за здоровье двух императоров. Какое им дело до войны, объявленной вечевыми болтунами! Вот наглых мадьяр проучить надо…
Выглянув на улицу, хозяин с озабоченным видом подошел к важным гостям.